«Что можно сказать точно, у каждого тут своя справедливость. Справедливость в жизни и справедливость в смерти. Первая не дает заснуть навсегда каждый новый день, двигая и двигая вперед, а вторая при случае напоминает о том, что грешков для встречи с Костлявой приключилось немало. Черное и белое. Где при данном раскладе какое? И в какой стороне сегодня лучший выход?
В этом мирке я могу слишком мало. Слишком мало, чтобы что-то поменять. Мой выбор – всего-лишь слова. Те, слова, которые никто не возьмет в расчет и назавтра забудет. Возможно, завтра меня напечатают черным по белому. Ну что же тогда, я снова не смогу ничего изменить. А может быть, я при рассвете я снова улыбнусь новому дню – здравствуй, долгожданный… ты как всегда такой же, как предыдущие».
Девушка поправила очки и развернула вечернюю газету. Ничего путного по обыкновению не писали, как бывало еще в те дни, когда она только устроилась работать в редакцию: кто-то снова разрисовал мэрию в теплые тона, у старенького пакового пони отпала подкова (та, что на ножке с белым носочком), а бабушка, что живет у центра за вторым поворотом на запад, продаст отменный сидр всем желающим. Мда, именно то, что все желали увидеть.
- Сегодня утром мне пришел некролог, - осторожным приглушенный голосом отозвалась она, выждав, когда все вдоволь накричатся друг на друга, и воцарится относительная тишина. – Очень и очень жаль… Чрезвычайно печально, что в нашем городке никак не удержится приезжая кровь. Когда мы станем одними из призраков, как и другие прежде населенные пункты в округе, сможем еще раз потосковать об этом.
София склонила голову набок, внимательно посмотрела на присутствующих. Линзы очков ярковато блеснули, загораживая подлинный взгляд. Потом вновь раздался шелест страниц, и она снова погрузилась в чтение того, что сегодня просматривала уже ни один раз.
- Полагаю, этот вечер мы могли бы сделать особенным, и наконец-таки начать решать проблему, вместо попыток перегрызть друг другу глотки. Последнее-то рано или поздно совершат и без нас, - последовал суховатый смешок, скорее напоминающий кашель. А через пару мгновений девушка и сама тяжело прокашлялась. – Эх, жаль со мною нет моего былого зрения… Если бы все стало как ранее… Мне хватило б одного только взгляда. Если бы я могла только увидеть ваши глаза, тогда все бы тут же вернулось на свои места, все части головоломки. И вам не пришлось бы слепо тыкать пальцами в своих псевдообидчиков, - Софи сглотнула ком, подошедший к горлу и высунулась из-за газеты. – Я работаю в редакции уже столько времени и знаю достаточно. Но… к сожалению, никак не могу связать все это с живыми людьми. Я вижу их так мало… - она по обыкновению на некоторое время замерла, слепо уставившись в одну точку на поверхности. А потом заговорила совершенно иным, отчужденным голосом. – Но… если снова нужно кого-то выбрать, я предложу вам идеальный вариант: сегодня мы должны сдать властям именно Мистгана. Посудите сами, он единственный, кто остается бодрствовать, когда все засыпают. Одним высшим силам известно, что он тогда делает. И убийство якобы дорогой ему Эрзы прошлой ночью идеально подходит для того, чтобы замести следы и убрать всякие подозрения. Только посмотрите, какого огорченного он из себя строит, - выждав, пока все посмотрят и убедятся в правильности ее суждений, она продолжила. – Еще одной причиной, по которой власти – если они сейчас готовы слышать меня! – просто обязаны лишить его свободы в этот вечер, является… да, опять эта необыкновенная способность: если мы остановим его сегодня, нам не придется засыпать, и тогда уж определенно никто не погибнет. Я же правильно рассуждаю? Тогда попомните мое слово! И не смейте поступить иначе.
Закончив речь, София снова, как ни в чем не бывало, уставилась в печатные страницы, будто и ранее сидела так, не дергаясь и не возвышая голова. Переворачивая страницу за страницей, она так и оставалась в том же положении... до самого конца…
… конца дня, в смысле.
«Нет, ну сидр-то определенно надо брать…»
