Это место напоминало застарелую черно-белую фотографию, какие, бывает, находят в древних сундуках под чердачной крышей. Выцветшее, обшарпанное, кое-где полуразвалившееся и надломленное… оно не подавало особенных надежд на восстание из пепла. Черное и белое, серость с тысячью переходов из одного в иное. Краски здесь поблекли совсем недавно, но в контрасте острого плесневого дыхания проявлялись чередою монотонного убывания. Неровные линии местности рассекали пространство сбитыми штрихами, словно их в раздражении разбросала неопытная рука, и расплывались бесформенными кляксами, насыщая воздух взвесью темноватых частиц и утяжеляя его. Казалось, что угнетающая атмосфера этого места проникает в душу с каждым вздохом, растекается по венам смолистой слизью и оседает внутри, навеки подчиняя.
Она шла по своему обыкновению без всякой спешки, всматриваясь в тускнеющие очертания окружения и лишь изредка пикой зонта прощупывая почву под ногами, которая рассыпалась от прикосновения, обращаясь в пепел. Фигура ее в том же строгом костюме в резких границах черного и белого почти идеально сливалась с общим фоном, но при сем он не поглощал ее, на время оставляя блуждать свободно. Немые серые здания толпились на ее пути разрозненными группками, словно сбитые с толку зверьки. Кое-где поломанными клыками прорезался частокол, прорывались угасающими силуэтами покривленные деревца и колючий кустарник. Ни шороха, ни отклика – лишь те, что принесла с собой она сама. Даже воздух стоял обособленно, будто бы окаменевший, не шевелясь и не утекая со своего места, но временами его словно прорывало, и в мгновенном порыве ветреные потоки с неистовым свистом проносились мимо. И забирали ее слова с собой.
- Estuans interius ira vehementi…* - тихое монотонное сопрано отражалось от стен и повисало в пространстве, не испрашивая позволения на свое присутствие, не восславляя никого или проклиная. Эти слова просто были. Просто заявляли о своем существовании, а так же и той, кого характеризовали. Как и любая речь на мертвом языке, они не были воплощены для общения, а являлись отражением действительности, печатью дел, - in amaritudine loquor mee menti: factus de materia, cinis elementi similis sum folio, de quo ludunt venti…
По мере ее продвижения вглубь деревеньки никто ни движением, ни окликом не думал отвечать одинокому пению. И не следовало корить это место за молчание. Несмотря на внешнюю смертельную бледность, поселок еще жил. Он буквально кричал об этом. Хрипло, надрывно, десятками голосов, от хора которых содрогалось сердце. 
- Feror ego veluti sine nauta navis, ut per vias aeris vaga fertur avis… - София невольно вздрогнула, заслышав их, но после продолжила с большей решимостью. - Non me tenent vincula, non me tenet clavis, quero mihi similes et adiungor pravis.
Первоначально от сего зловещего шепота хотелось отгородиться, чтобы не слышать более всей этой тревоги, воплей и гнева. Только иллюзионистка не могла такого себе позволить: раз уж решилась прийти сюда, непозволительно было так легко сдаваться. Поэтому она продолжала неотступно следовать, улавливая усиление эмоциональных потоков и мысленно ненавидя себя за эту способность. Постепенно улицы становились «людными», правда не в том представлении, каком хотелось бы. Ибо то, что осталось от здешнего населения не вселяло особенных надежд – лишь неподвижные статуи, проявляющиеся на фоне заброшенного пейзажа теперь только в виде теней прошлого, угасающих под белым солнечным светом и постепенно разрушающихся. В сравнении с их количеством голосов становилось намного меньше. Видимо, некоторые ушли безвозвратно, другие же отчаялись и желали участи первых. Среди всех представленных возрастов наиболее выделялись детские мысли, что было самым болезненным. Оставленные и непонимающие, они звонким эхом отдавались в сознании. И притом продолжали все с той же неизменной решимостью ожидать благополучного вызволения.
Поглощенная собственными размышлениями, Софи непроизвольно приблизилась к одной из статуй. По виду это был паренек лет десяти, осторожно выглядывающий из-за угла одного из зданий. Напасть, по всей видимости, не настигла его внезапно, при том он и не думал никуда убегать. Теперь камень разгладил его лицо, запечатав взгляд, но оставив легкие черты недоумения.
- Мне жаль, что так случилось, - девушка осторожно коснулась его плеча ладонью в мягкой перчатке. Язык живущих предназначался живым, но ничего не давал в данной ситуации. Поэтому тон оставался сухим и безразличным. Жалость ничего не изменит, и потому бесполезна. Правда люди иногда используют ее для успокоения чужих душ… и своей совести.
Отняв руку, фокусница задумчиво посмотрела на нее. Мда, Мидкросс здесь со своей выдуманной магией навряд ли сможет чем-нибудь помочь: сие будет выглядеть сродни показу светового шоу слепым зрителям - ни им никакого видимого эффекта, ни артисту удовлетворения, ни ощутимой пользы вообще. И попытки расколоть слой камня скорее приведут лишь к повреждению тела. С другой стороны…
- Но, может быть, ты расскажешь мне, что произошло? – с деактивацией «дара чувства» все голоса утихли, позволив несколько расслабиться. София осторожно прикоснулась ко лбу мальчика, приготовившись считывать информацию. Возможно, хоть его воспоминания здесь чем-нибудь помогут.

* отр. из х.п. Estuans interius.

— Их время ещё не пришло… Не стоит впадать в состояние стазиса за столь небольшой срок до моей победы. — принятое решение остановило все колебания в душе Миднайта, вернувшейся к обычному состоянию покоя, когда все чувства, страхи и желания скрыты глубоко внутри. В конце концов, он не обязан был действовать согласно шаблонным представлениям обывателей о тёмных, истинный контроль над силой означал возможность творить всё, чего только можно пожелать.
— Ничего из того, что я не ожидала. — Брейн II лишь на мгновение поймал на себе безразличный взгляд Софии, но его было достаточно, чтобы понять, что её поиски увенчались успехом. Спрашивать её о подробностях сейчас было бесполезно, поэтому Миднайт просто последовал за ней, надеясь, что она приведёт его к цели.
— В любом случае этим людям ничем не помочь, если источник проклятья будет функционировать в прежнем режиме… но шанс есть, пусть и небольшой. Многое мы начинали с гораздо худшими стартовыми условиями. — Миднайт глубоко вдохнул воздух, пахнущий морем и ещё чем-то неуловимым, имеющим приторный горько-сладкий аромат, скорее всего, воспринимающийся непосредственно мозгом, а не органами чувств. Губы тёмного мага на секунду изогнулись в торжественной полуулыбке: то, что он ощутил превзошло его первоначальные ожидания.
— Эта мощь… Я должен превзойти всех, чтобы подготовиться к грядущим сражениям. Нельзя допускать ошибки семилетней давности… — порывы ветра становились сильнее, облака чернели и увеличивались в размерах, превращаясь в тучи. Сколько ещё времени было отведено жителям деревни, пока крупные капли дождя, падающие на мрамор, не испещрят его трещинами, что оставят после себя лишь прах и мелкие осколки?
— Магия, неконтролируемая никем… когда сущее ещё не обрело форму, такие вспышки постоянно пронзали пространство. Возможно, так зародилась жизнь… в материальном же мире она пытается вырваться за его пределы, но лишь рождает аномалии, рассеиваясь по площади. — лишь Миднайт по-настоящему желал стать направляющей рукой всесильной стихии, другие видели в ней лишь средство для реализации собственных мелочных амбиций. Молния, стремительно сорвавшись с небес, разрезала водную гладь. Стало холоднее.
— Это лишь ветер… интересно, бушуют ли природные силы в эпицентре? Через тридцать минут узнаем…

Путь Софии пролегал далее вглубь города по плотному каменному следу, который распластался на незатейливой мостовой тонким слоем, сглаживая все неровности, скрепляя трещины и даже саму плитку. Ориентироваться так же помогали статуи, количество которых на улицах плавно варьировалось, но в статистически все же несколько возрастало. Они возникали постепенно, подобно теням, и безмолвно присутствовали, провожая иллюзионистку слепым взором. Словно скульптуры на фоне посеревших протершихся декораций они сменялись акт за актом в этой монотонной молчаливой пьесе без всякого окончания…
Возвращаться в то обиталище после того, как его хозяин достаточно серьезно отметил, что присутствие ее там нежелательно, было бы чрезвычайно глупо: ведь неизвестно к каким последствиям может привести повторный визит, если сила, находящаяся там, способна надолго успокоить не только одним касанием, а и собственной тенью. Посему девушка растягивала время, совмещая сие бесполезное занятие с природным любопытствованием. Возможно, что несколько потерянных часов ничего и не изменят – все же демоны, пускай в некотором роде и человекоподобны, однако относятся к разряду существ, способных воспринимать ток времени иначе. Но к тому же и вероятно, что ей посчастливилось наблюдать не искомый экземпляр. Разумеется, наиболее разумно было предположить, что здешние жители сами виноваты в своем текущем состоянии. И поэтому не имеет никакого смысла в чем-либо им помогать. Софи не особенно интересовал последний вопрос. Все же спустя семь лет наивности и жертвенности в ней достаточно поубавилось. Здесь объектом интереса выступал скорее сам процесс: пройти по следу зверя к самому началу… и оказаться в эпицентре прошедших событий. Понаблюдать, послушать и понять, какой ошибки не следует совершать.
Спустя несколько кварталов ламийка окончательно вернулась к прежнему расположению духа и снова активировала «дар чувства», готовая слышать и слушать, но при этом отстраненно, не принимая слишком близко к сердцу надрывных интонаций. Пока она проходила далее и далее, они естественным образом усиливались, и оттого становилось спокойно, даже отчасти скучновато. Монотонный, но верный путь должен был привести к нужному завершению… С иной стороны, если бы что-нибудь решило пойти не так или/и нагрянули незваные попутчики, она узнала бы о том раньше… по крайней мере раньше, чем пришлось бы начинать умирать.
По прошествии еще нескольких минут блужданий, след привел Софию на главную площадь поселения. И заставил ненадолго приостановиться: диссонанс цвета и света в этом месте резко и ощутимо отдавал в глаза. Границы теней стали неестественно четкими, а сам свет потускнел и выбелился. Да так, что слегка экранировал от тех предметов, на которые ложился. Зато те промежутки, что оставались незахваченными, поглощались тьмой безраздельно.
Девушка повернулась на каблучках и подошла к одному из ближайших зданий. Посеревший удручающий вид его не являл собою ничего особенно примечательного. Разве что часть его, как и сама площадь, так же была захвачена каменной «проказой», мешающей детальному обзору. Табличка с названием организации аналогично выцвела и затерлась под коркой, и дверь с ручкой прилились к раме, приоткрывая лишь небольшую щель, но не давая ровно никакого обзора.
Постояв на месте с полминуты и понаблюдав за сим неважным окружением, ламийка в довершении негромко присвистнула. Потом последовал резкий удар ручкой зонта. Послышался треск, посыпалась осколки с небольшой примесью пыли, дверь недовольно хрустнула и заскрипела, но осталась на прежнем месте.
- Зачем вы здесь? – коротко поинтересовалась девушка, глубоко, почти огорченно вздохнув. Секундное расстройство, конечно же, было адресовано двери, а вопрос темному магу, следующему за ней все это время. В любое другое время какое бы то ни было сопровождение ее бы несколько всполошило, но его голос являлся давно знакомым, и не вызывал беспокойства.
Стоило иллюзионистке снова помыслить о попытке повторного насильного проникновения внутрь здания, как дверка поначалу со зловещим скрежетанием, а после со звенящим грохотом упала назад, поднимая в воздух концентрированные клубки пыли. Видимо, строение и так переживало не лучшие лета… теперь же новая «хворь» еще уменьшила прочность конструкции, подъев ржавые петли да впившись в постарелое дерево.
- Ой… - только и успела извиняющимся тоном произнести Софи, усиленно пряча черты озадаченности. Взору открылось… абсолютное ничто. По правде говоря, света извне хватило разве что на то, чтобы осветить пол (или же край двери на этом полу) на шаг впереди. Далее простирались владения полного мрака.

Мрак поглотил окружающее пространство полностью, лишив его ограниченности в трёх направлениях и исказив перспективы времени. Он был почти осязаемым, но Миднайт не чувствовал дискомфорта, медленно плывя вглубь морока. Он не был иллюзией, подобной той, что создавало собственное волшебство мастера Орасион Сейс, он был реален, но не здесь и не сейчас, и, разумеется, он не мог причинить вреда тому, кто готов был полностью принять его.
— У того, что стало причиной вечного сна, тот же источник, верно? В конечном итоге вся суета их коротких жизней оказалась бессмысленной. Одели себя в камень, чтобы впасть в вечный сон? Хорошо устроились… — со всех сторон Миднайта окружал чёрный бархат. Невозможно было увидеть границу, ибо не было направления у этого движения, но сколь бы бездна не казалась глубокой, её разлом охватывал лишь малый участок. И если исчезнет питание, он затянется за ничтожно малый срок. Инородное явление, неспособное стать частью этого мира. Тьма рассеялась в один миг, как будто её и не было, и Миднайт почувствовал твёрдую поверхность под ногами. Не было ощущения падения, просто шаг вперёд занял намного больше времени, чем обычно. Нога упиралась во что-то твёрдое и одновременно ветхое, готовое обратиться в прах от чуть более сильного прикосновения. Только человеческая кость обладала столь прекрасным свойством, наглядно демонстрируя бренность тропы луча жизни в этом ограниченном мирке.
— Бедный Йорик! Вот и отыскался тот, кто повинен во всём. — нараспев произнёс Миднайт, бросая на иссохший труп безразличный взгляд. Костлявая рука из-за всех сил сжимала тяжёлый медальон, подобные которому носили жрецы тайного культа, существовавшего несколько десятков лет назад. По крайней мере, об этом свидетельствовали гравюры, изображённые в исторических книгах. Металл со временем почернел, но искусно выполненная гравировка полностью сохранилась, делая медальон своеобразным произведением искусства.
— Занятненько… — как и ожидалось, София появилась словно из ниоткуда. Брейн II огляделся по сторонам. Пролом исчез, а потолок напоминал, скорее, стены пещеры, нежели то, что стояло на деревянной опоре. По-видимому, выбраться отсюда было не так просто, как попасть сюда. Что ж, подобное происходило с ним не в первый раз. — Милые игрушки вам тут оставили. — мертвец явно не понравился иллюзионистке, причиняя ей некоторое беспокойство. Слабая магическая аура всё ещё пульсировала вокруг него, протестуя против смерти своего обладателя. Тщетно.
— Вот значит как. — Миднайт склонился над трупом, протянув ладонь к медальону. Он знал, что артефакт имел двойное дно, и горе тому, кто владея им, забывал об этом. Но нанести вред искушённой мраком душе мастера Орасион Сейс таким способом было невозможно. Старые кости пожелтели, став рыхлыми и слабыми. Они потеряли свою хватку, позволив медальону после стольких лет сменить хозяина. Теперь можно было рассмотреть, что гравировка была непростым украшением. Увы, смысл послания можно было понять, лишь зная древние языки. — Какими бы не были твои начинания, ты совершил ошибку, которая привела тебя к краху. Успел ли ты познать отчаяние? — Брейн II коснулся впалой щеки мертвеца, осторожно проведя по ней пальцами. — Теперь можешь не беспокоиться. Я приму все кошмары, что снятся тебе.

Нервная кривоватая улыбка, резковато дрогнувшая бровь, поспешные движения, сложенные перед собою руки – все это было лишь защитной реакцией, попыткой отгородиться от увиденного. И старанием не вспоминать, не думать о лишнем.
О тьме и потерях. Об одиночестве и смерти. Все это случилось так давно… или еще происходит? И если так, когда настанет завершение всему? И на что оно буде похоже? 
«Мертвый? Нет, правда… Мертвый?!..» - такова была первичная реакция, которую пришлось заглушить чуть или не сухим полусмехом-полукашлем. Иначе никак, ведь потерявший самообладание теряет все. И мысли сменились на нечто перевернутое, искаженное:
- Оу… - иллюзионистка в комичном жесте (насколько в данный момент таковое было возможно) прислонила ладошку к лицу, якобы опасливо закрывая губы. – Пожалуй, мне стоит оставить вас наедине. 
Но на самом деле сказанное означало нечто вроде:
«Не знаю, как вы, а я более не желаю здесь оставаться».
О чем явно свидетельствовал последующий колкий неодобрительный взгляд, который длился всего секунду, после чего ламийка повернулась на каблуках и последовала по единственному доступному маршруту. Опять же стараясь особенно не размышлять, о чем же должен был думать ее нечаянный попутчик, чтобы сделать, то… что он там только что сделал.
Очередная дорога представляла собой несколько извитой коридор с неровными очертаниями. Он змеею стелился по некоторой неопределенной плоскости, то расширяясь, то сужаясь, но постоянно оставаясь на определенном закрепленном уровне. Это напоминало один из ее снов, который мог длиться сколь угодно долго, повторяясь чередою порой монотонных и схожих элементов до тех самых пор, пока в конечном итоге одной из управляющих сторон, если таковые существуют, не надоест управлять окружающими декорациями.
«Волшебно», - только и могла констатировать Софи по ходу своего продвижения. В конечном итоге ничего большего не оставалось – лишь идти, вглядываться в темноту, пытаясь распознать хоть что-либо мало-мальски похожее на подсказку.
Если обыкновенно в подобных ситуациях фокусница бодро насвистывала под нос какую-нибудь песенку, то теперь она наоборот усиленно прислушивалась. Правда слух не улавливал ничего, даже шелеста собственных шагов. И это было не то что бы странновато, скорее дико.
Совсем недавно ее окружали десятки живых, но безмолвных голосов, которых никто больше не слышал или не хотел слышать. Тогда она сделала вид, что они виновны и безразличны ей. И сама поверила в ту иллюзию, потому что так было нужно. Теперь же она осталась посреди тьмы, где не наличествовало ничего, кроме немых стен и того, что когда-то существовало. И происходящее в сознании смешалось… Девушка никогда не пожелала бы никому смерти, но в данном случае она не то что бы не знала, как можно помочь тем статуям обрести изначальный вид – она не хотела этого делать. Что до того служителя, пожалуй, если бы в последний момент София находилась неподалеку, то все равно не стала бы мешать его «уходу».
«Чего же я страшусь… не помню», - ламийка запрокинула голову, разглядывая потолок, единственную вещь, которая изменялась здесь более-менее отличимо в сравнении со всем остальным. Блеклые световые пятнышки разбегались по неровной поверхности, создающей непонятную выступающую рельефность, словно хребет хищной рептилии. Они постоянно изменялись, но не гасли. И не горели достаточно ярко, чтобы возможно было различить подробности.
  - Неправильный путь, - в довершение фыркнула под нос Софи, когда некая каменная громадина исключительной верной формы едва не преградила ей путь. – Все неправильное… - закончила она с расстановкой, критически осматривая «строение», явно что-то этакое напоминающее.
Впрочем, досмотр и анализ продолжался недолго. В конце иллюзионистка просто-напросто посчитала разумным таковое состояние здешнего мирка: раз уж и она себя чувствует настолько перевернуто, почему бы всему остальному повернутым не быть. К тому же рельеф тут достаточно любопытный.
- Мне кажется, или это… ну это… как его там?.. – девушка нетерпеливо прошагала под надгробьем туда и обратно, бегло перебирая в уме несколько возможных ходов действия и вяловато жестикулируя. После взгляд ее, снова став спокойным, но теперь на толику заинтересованным, вернулся к Миднайту. Выдержав пару секунд паузы и указывая вверх, она поинтересовалась. – Правильнее тут будет сказать «спуститься» или «подняться»?

Течение. Как пространство. Здесь нельзя использовать слова "мгновение", "бесконечность". Оно есть все это. И оно выше этого. За пределами того, что можно понять. Как можно остановится и бежать со скоростью света одновременно? Как можно исчезая, существовать настолько явно, насколько это когда-либо было возможно? "Время пришло", "пора", "не торопись" и множество других звуковых потоков, казалось бы не имеющих между собой связи. Казалось бы... Но ему ничто никогда не кажется. Оно существует. В каждым вздохе, звуке, движении. Без него не было бы и их. Оно - основа. Ни добро, ни зло. Беспристрастная разумная сила, которая есть и которой нет, так как никто не должен обладать подобной силой. И поэтому его не существует. Поэтому он есть.
Он не существует, как продолжение величайшего. Он существует, как его воплощение. То, что наделили разумом всесильно по-своему, и оно теряет тот абсолют, который имело когда-то. А он? Он всегда так дышал? Он всегда так слышал? Да. Ему кажется, что да. Просто выползать из сотканного из тысяч пепельных нитей полотна бесконечности и мгновения так странно. Ты собираешь по крупицам свое сознание. Себя. Он был когда-то человеком так ведь? Потому у него есть форма и все, что ей присуще.
Первый шаг. Воспоминания пронзили существо, и чувства раскрыли ход восприятию. Демон шагнул из блеклого воздуха, что намертво застыл так давно. Он просто появился. Без ветра, без шума. Он не приносил с собой ни радости, ни страха. Он просто появился. Его черный сапог с тихим мягким звуком опустился на каменный пол. В то же мгновение тело стало полностью материальным. Сила притяжения плавно дернула полы одежд и волосы вниз.
Он здесь не просто так...
- Ты призвал меня, человек, - демон открыл глаза и посмотрел на Миднайта. Его взгляд был спокойным и бесконечно живым. Он улыбался, но ни единый мускул лица его не вздрогнул. - Желаешь ли ты заключить со мной контракт?
И ни слова больше. Хроно был когда-то человеком. Он помнил это. И в свои человеческие годы он любил людей. Так почему столь многие идут на все лишь бы легким способом получить то, чего они могли добиться и сами и не потерять самое драгоценное, что у них есть: себя? Он никогда не торопил события в этом ритуале, до последнего надеясь, что глупец одумается.
Хроно перевел взгляд с призвавшего его на еще одно живое существо в округе и склонил голову в легком учтивом приветствии. А потом его внимание вновь вернулось к Миднайту.
Так странно было снова себя ощущать. Он счастлив? Возможно. И благодарен, вероятнее всего, за призыв. Но ни слова больше. Это привилегия человека - говорить, демон же здесь по его воле.

Миднайт с самого начала знал, что ничто здесь не сможет причинить ему вреда, однако это не было поводом расслабляться. Дальнейшее искривление пространство, бесконечный лабиринт с множеством зрительных иллюзий — что угодно могло быть сокрыто в древнем святилище, поэтому мастер Орасион Сейс инстинктивно отступил назад, когда амулет коснулся предназначенного для его активации устройства. Вопреки ожиданиям, каменная глыба даже не сдвинулась с места, лишь мягкий звук прикосновения подошвы к каменному полу нарушил устоявшуюся тишину.
— Вот я и нашёл тебя… ты станешь одним из ключей к моей победе, Хроно… не думал, что всё будет настолько просто. — когда демон окончательно материализовался, можно было узреть, что он не слишком-то отличается от человека внешне, в отличие от большинства его собратьев — огромных чудовищных существ из плоти и крови, бесформенных энергетических сгустков, низкорослых рогатых тварей с сотнями мелких и острых зубов. Хроно же выделялся на внешнем фоне лишь длинными вытянутыми ушами и парой крыльев за спиной.
— Похоже, твоё происхождение… весьма занятно! Жаль, в гриммуаре, позаимствованным отцом у Гадеса, была лишь часть информации о подобных существах, Рейсеру тогда ещё подпалили зад чёрным пламенем, когда тот пытался выкрасть вторую книгу.
— Ты призвал меня, человек. Желаешь ли ты заключить со мной контракт? — Миднайт саркастически усмехнулся. Вряд ли в нём много осталось от человека, кроме физиологии, по крайней мере, от того человека, кем он был очень давно. На лице демона застыла приветственная улыбка, но общее его выражение казалось безразличным и одновременно живым. Будто ангел, а не демон.
— Разумеется. — Миднайт поднял взгляд. — Я пришёл сюда лишь с этой целью, друг мой. Твои условия?